— Остановись! — взмолился Джон. — Я не вытерплю этой сладкой муки.
— Посмотрим! — Она игриво провела ладонью вдоль его живота.
— Это уже опасно, Рыжик, — предупредил он.
Бетси посмотрела в глаза "падшего ангела" с самым невинным выражением, но взгляд ее по-прежнему был полон неизъяснимой нежности и страсти.
Джон уже не владел собой. Он испытывал небывалые запредельные ощущения, каких не знавал прежде.
— Боже мой, Рыжик! — только и успел вымолвить Джон, как вспыхнул ослепительный свет, и они погрузились в какую-то сказочную бездну…
Бетси дремала, когда зазвонил будильник. Ей приснилось, что не Пруди, а она сама родила двух близнецов — больших, крепких белокурых мальчишек. У них голубые глаза матери и обаятельная улыбка Джона.
Словно проникнув в сновидение Бетси, Джон зашептал что-то невнятное и спрятал голову в теплом изгибе ее бархатной шеи.
— Который час?
Она улыбнулась в полутьме, услышав его сонный голос. Этот огромный, суровый, замкнутый человек так стосковался по теплу и нежности. Он жаждет большой любви, но — странно — сгибается под ее тяжестью, уходит в себя, рассуждала чуткая Бетси. Видно, страдания, перенесенные за двадцать лет одинокой жизни, были настолько глубоки, что вселили болезненную робость в, казалось бы, несокрушимого, уверенного в себе мужчину.
— Еще только пять, — шепнула она, нежась в его объятиях.
— Уйма времени. — Он поцеловал ее и закрыл глаза.
— Джон, мне пора…
— Не волнуйся, моя милая. Я отпущу тебя, прежде чем хоть одна из этих маленьких рыжекудрых негодниц раскроет глаза.
— Но твои колени…
— Они останутся моими коленями. Сейчас мне гораздо больше хочется узнать: сколько требуется поцелуев, чтобы довести тебя до такого состояния блаженства, в каком был я этой ночью.
Бетси слегка погладила светло-каштановые баки Джона.
— Ты и не был в таком состоянии, просто… опьянел от моих ласк.
Она осторожно попыталась высвободиться из сладкого плена, но тщетно; было наивно сопротивляться атлетической силе Джона. Отдохнув, он овладел собой и был готов к любовным подвигам.
— Вы нечестно играли, леди: соблазняли мужчину, когда он почти лишился воли. А теперь пришел мой час…
Страстный порыв Джона, похожий на ураган, накрыл Бетси. Она хотела принадлежать ему всем своим существом, каждой клеточкой тела. Бетси готова была подарить ему не только себя, а весь подлунный мир, солнце, небеса, звезды. Она была охвачена эйфорией невыразимой любви. Бетси казалось, что время остановилось, а терпение ее иссякло. Она торопила Джона.
Но Джон больше не сдерживал себя. Его ласки были грубовато-дерзкими. Его губы, руки проникали в самые потаенные, заповедные уголки послушного тела Бетси, которое повторяло как эхо каждое движение влюбленного.
— Ах, Рыжик, — раздался его страстный шепот. — Мне так недоставало тебя.
— И мне недоставало тебя, — ответила она. — Очень.
В этот миг наслаждение, переполнявшее Бетси, перешло в экстаз. Ее лоно жаждало его мужского естества, точно цветок — солнца. Она задрожала, почувствовав, что Джон властно овладел ею… Прозвучал последний аккорд симфонии плоти, повинуясь вечному закону Природы.
Бетси была как на крыльях, все существо ее стало воздушным и легким от счастья утоленной любви. Она уткнулась лицом в его покрытую испариной шею. От него исходил терпкий запах мускуса, аромат мужской силы.
— Джон? — позвала она.
— Да? — отозвался он внезапно помолодевшим голосом, в густом звуке отразившим и блаженство, и, пожалуй, немного мужского самодовольства.
Бетси улыбнулась, решившись на что-то очень и очень важное.
— Теперь я твердо уверена: я люблю тебя, — недрогнувшим голосом произнесла она.
Джон шел куда глаза глядят, пока не оказался на тропе, ведущей к укромной полянке у старой каменоломни. Он уже забыл, какая умиротворяющая тишина царит в природе. Человек легко отвыкает от нее в шуме, грязи и суматохе больших городов. И Джон иногда месяцами не вспоминал эту зеленую полянку. И Бетси.
Теперь же все его мысли сосредоточились на его первой — и, по существу, единственной — любви. Перед его сердечной памятью пронеслись дорогие картины: Бетси наклоняет голову и слегка хмурится, перед тем как рассмеяться. Вот беззаботно хихикает словно ее дети, которых она обожает, всех четверых. И Господи помоги, вот она предлагает ему прощение, убежденно и свободно, как и свою любовь.
Три магических слова, произнесенных ею: "Я люблю тебя", изменили беспросветную жизнь Джона, сняли непосильный груз вины, который он сам взвалил на себя.
А вдруг нет? И он обречен таскать этот груз как горбатый свой уродливый горб?
Джон не услышал, как она подошла, только спросил:
— Служба в церкви кончилась?
— Да. У меня было чувство, что я найду тебя на этой поляне, — сказала Бетси, опускаясь на траву рядом с ним.
— А почему?
— Потому что ты всегда приходил сюда, чтобы успокоиться. — Она опасливо покосилась на него. — Или, наоборот, поколотить кого-нибудь.
— Мне нужно было кое-что обдумать, поразмыслить.
— О сегодняшней ночи? Или нынешнем утре? — застенчиво спросила Бетси.
— Обо всем вместе.
— Я предчувствую, что твои мысли огорчат меня? — Бетси заметно нервничала.
— Я буду откровенен, Рыжик. Обещаю делить с тобой постель, быть преданным тебе. Мое уважение к тебе безгранично. Я буду горд, если ты согласишься принять мое имя. Постараюсь стать верным супругом и хорошим отцом, насколько это в моих силах.