Память сердца - Страница 40

— Мне никогда не нужно было рассказывать другим женщинам о тебе, потому что ты всегда незримо лежала в кровати со мной. Женщины интуитивно узнают, когда мужчина влюблен в кого-то еще, особенно если эта любовь так велика, как моя.

— Может быть, это просто твое воображение.

— Вероятно. Или скорее всего, виноваты твои веснушки, которые всегда появляются у тебя на солнце. Они меня волнуют и завораживают.

В доказательство своих слов он нежно стал гладить ее лицо, покрытое золотыми кружочками веснушек.

Бетси вздрогнула, но не смогла противиться наслаждению от легкого прикосновения его горячих трепетных пальцев.

— А хотя, возможно, всему виной твои ярко-рыжие волосы, которые ты почему-то называешь золотисто-каштановыми. А может быть, мне по душе твоя способность рассмешить или, подобно волшебнице, собрать кусочки разбитой вдребезги жизни и снова сделать ее прекрасной. Иначе говоря, все твои достоинства, собранные вместе, и делают тебя единственной и неповторимой. Но может быть, все, что я сказал, — плод моей фантазии, и только. Тогда ты, к сожалению, права.

Он продолжал нежно гладить ее щеку и чувствовал, как дрожит Бетси.

— В последний раз, — начала она срывающимся голосом. — Я помню до сих пор…

Джон воспринял ее слова, как удары бича по обнаженному телу.

— В последний раз я был себялюбивым эгоистом. Теперь-то я это понимаю.

Он пытался заглянуть в самую глубину глаз Бетси, пытаясь найти ключ к ее сокровенным мыслям. Он не стал бы укорять ее, если б она встала и ушла. Хотя, поступи она так, ему было бы невыносимо больно.

— Я была такой юной. Я ожидала, что зазвонят колокола, вспыхнут фейерверки.

— Я думал, так оно и было, — убежденно сказал Джон.

Бетси стало трудно дышать. Она была в смятении. Заминка не в том, что она не хочет отдаться ему. Она хочет, и у нее нет сомнений, что он также сгорает от желания.

Чувственные пальцы Бетси тронули завитушки волос у него на груди, заставив мускулы Джона напрячься до предела.

— Это твой ответ, Рыжик?

— Да.

Она ответила торопливо, не задумываясь. Джон сгорал от любви и неодолимого желания обладать Бетси. Но предупредил ее.

— Рыжик, этого недостаточно. Сейчас ты должна поступить, как зрелая женщина. Ты же знаешь, что я тот мужчина, который любит тебя и жаждет взаимности. Я — Джон Стэнли. Не какой-то абстрактный ангел из твоих девичьих грез. Посмотри, у меня уже появляется седина, добавилось морщин, колени никуда не годятся, но я все еще и тот самый негодяй, которого ты имеешь полное право ненавидеть.

— У меня нет ненависти к тебе.

Выражение тихого ожидания просияло на его похудевшем изможденном лице. Оно умоляло ее отдаться ему, но вместе с тем уважение Джона к ней было настолько велико, что он предлагал Бетси выбор.

— Я не очень это умею, — шепнула она.

— Что?

— Просить мужчину, чтобы он предавался любви со мной.

— А почему бы тебе не поцеловать его и не поглядеть, что из этого получится?

Перед ней вдруг ожил другой Джон. Совсем недавно Бетси наблюдала настороженного, прижатого к стене, загнанного человека — таким он недавно снова вошел в ее жизнь. Теперь в его глазах пылало пламя страсти, настолько мощное, что, должно быть, разгоралось внутри него долгие, долгие годы.

Улыбаясь, она наклонилась и с величайшей нежностью дотронулась до его рта.

— Вот так? — прошептала она.

— Для начала просто хорошо.

Джон посмотрел на Бетси, потом бросил быстрый взгляд на дверь. Оказывается, дверь закрыта. Он поймал себя на мысли: уж не продумала ли она все заранее? Но тут же образумился: нет, разумеется.

— Рыжик?

Покрытая шрамами, огрубевшая рука Джона бережно ласкала кудрявый затылок, ворошила густые шелковистые волосы.

— Что?

— Я думаю, не лучше ли запереть дверь.

— Никто сюда не входит без моего разрешения.

— Наверняка?

Голос Джона стал низким, чуть хрипловатым. Ему было трудно говорить. Восхитительное ощущение власти над ним охватило Бетси, и ей захотелось, чтобы Джон не переставая ласкал ее.

— Да, наверняка. Кроме того, сейчас глубокая ночь.

Бетси с наслаждением гладила его сильную шею, широкую, покрытую мягкими кольцами волос грудь…

— Ты приняла решение, я не ошибся? — спросил он с надеждой.

— Думаю, да.

Неестественно хмурясь, Джон кивнул в сторону шкафа.

— Пока мы еще владеем собой, лучше бы ты передала мне мой бумажник.

— Я вижу, ты во всеоружии.

— А как же! Но я не уверен в их долговечности. Этот важный предмет лежит у меня в бумажнике уже давно.

— Как давно?

В этот момент Джон походил на озорного мальчишку.

— Честное слово, не знаю. Год? Два?

Хотя они оба улыбнулись, Бетси не хотелось гадать, почему маленькая интимная принадлежность оказалась в бумажнике.

Бетси неслышно прошла к шкафу, куда он выложил содержимое своих карманов, достала бумажник.

— Поручаю тебе церемонию открытия его.

— Пожелаем же друг другу удачи. Нашел!

Джон вытащил небольшой пакетик из фольги и положил его вместе с бумажником под подушку.

— Последний шанс, Рыжик.

Джон произнес эти слова с такой неизъяснимой печалью, что у Бетси повлажнели глаза. Измученное годами страданий, самоистязания, его суровое лицо, не отличавшееся классической красотой, было искажено гримасой боли — душевной и физической.

С замиранием сердца Бетси прильнула к нему, откидывая простыню, но его большая ладонь накрыла ее руку.

— Не жди откровений, Джон! Мне не шестнадцать, и, если бы даже время остановилось, я все равно уже не та, потерявшая от любви голову, отчаянная девчонка.