По пути к лестнице Грант остановился, чтобы погладить по головке Мэри.
— Ой, — пожаловалась маленькая девочка, поморщившись. — Больно.
— Не будь плаксой, малышка. Твоя мама никогда не хныкала.
Грант ухмыльнулся, спускаясь по лестнице. Через секунду он так сильно хлопнул парадной дверью, что задрожал весь дом.
Бетси взъерошила рыжие волосы своей дочери и посмотрела вниз.
— А где Рози и Анжелика?
— Конечно, ждут, когда их покатают на машине.
Конечно? Иногда, общаясь со своими девочками, Бетси казалось, будто она многого не знает. Вот и сейчас, о какой машине шла речь?
— О большой с белой лестницей, которая послушно поднимается все выше и выше. — Забавная девчушка перевела взгляд с матери на Джона. — Верно?
— Верно. Это называется телескопическая лестница.
— И ты пригнал пожарную машину, только чтобы покатать девочек?
— Не совсем так. Команда уже ехала сюда на практические занятия по спасению жертв на пожаре. Я счел, что лишняя остановка не помешает. Кроме того, оставалась эта горячая просьба, прямо-таки прожигающая мой рабочий стол.
— Какая просьба, чья?
— От Бетси Вудбери, владелицы компании "Сады Шепарда", которая просила обследовать систему пожарной безопасности.
Господи! Почему же она чувствовала разочарование, если Джон заехал только по делам? — возмутилась Бетси. Ведь сама хотела, чтобы их отношения оставались просто дружескими?
— Какой это заказ по счету, — съязвила она, — первый или второй?
Джон серьезно посмотрел на официальный документ, который держал в руке.
— Этот заказ датирован десятым февраля.
— Значит, второй. Дядя Майк обычно не очень спешил с подобными вещами.
— Мами, ты согласна? — спросила Мэри со своей обаятельной улыбкой, перед которой Бетси не в силах была устоять.
— Милая, о чем ты спрашиваешь?
— О том, чтобы прокатиться на большой машине.
В самом деле, подумала Бетси, почему не доставить удовольствия детям. Она и сама вдоволь покаталась на пожарных автомобилях, когда была чуть постарше, чем теперь близнецы. Джон согласился на это баловство, чтобы отделаться от ее настырных маленьких мартышек.
Остановив дочерей суровым взглядом. Бетси сказала:
— Прежде всего я хочу, чтобы вы обещали вести себя очень и очень хорошо.
Мэри торжественно произнесла:
— Я обещаю.
— И сделай так, чтобы Анжелика и Рози тоже дали обещание.
— Анжелика, Рози! Все в порядке, мами разрешает! — закричала Мэри, стремительно бросившись вниз по лестнице.
Джон покачал головой, оглушенный восторженным криком девчонок.
— С ними не заскучаешь, правда?
Грустная нежность осветила прелестное лицо Бетси.
— Иногда я думаю: лучше бы они родились мальчишками.
— А что будет, когда они станут ходить на свидания?
— Типун тебе на язык.
Взгляд, который она устремила на Джона, прежде чем спуститься вниз, мог выражать все, что угодно, но только не желание соблазнить его. Вообще, в Бетси не было ничего откровенно соблазняющего мужчину, подумал Джон, и это ему даже нравилось. Бетси остановилась на лестнице, поджидал его. Выбившиеся из прически волнистые пряди спустились ниже плеч, оттеняя ее шелковистую белоснежную кожу, чуть тронутую загаром.
Джона при виде ее вновь с прежней силой охватило желание. Перед ним была женщина в расцвете своей красоты, а не шестнадцатилетний подросток. Он чувствовал, что готов овладеть ею в это же мгновение. Господи! Где взять сил, чтобы укротить взыгравшую плоть?! Он, как и в том далеком прошлом, почувствовал себя изнемогающим от страсти двадцатилетним юнцом. Его выдающиеся скулы горели. Джона бросало то в жар, то в холод.
— Выглядит знакомым? — невозмутимо спросила Бетси, когда он догнал ее на лестничной площадке.
— Очень.
Стены были выкрашены в другой цвет, да и на полу лежал новый коврик, но запахи, ощущение чего-то родного — все то же.
Она повела Джона на первый этаж, где раньше располагалась комната ее отца. Бетси постучала разок-другой и, не получив ответа, открыла дверь. Оба они не хотели упоминать, что когда-то это была обитель Пата.
— Сейчас здесь живут вместе Пруди и Рози Ли. Не самый лучший вариант, но ничего другого я пока не придумала.
Светлая комната отличалась необычной яркостью красок. Стены, покрывала на кроватях — все было разных сочных тонов, чувствовалось, что здесь правила бал неудержимая фантазия юности.
Детство Джона прошло в доме священника с самой простой мебелью, в окружении унылых коричневых стен. Из книг разрешалось иметь в своей спальне лишь Библию: отец заставлял читать ее слово в слово каждый вечер; кроме того, носовой платок, который он обязан был аккуратно складывать, и парадное фото отца с матерью, сделанное в день, когда мать крестили по обычаю церкви, к которой принадлежал отец. Вот и все, чем довольствовался мальчик.
Когда же отец нашел у него под матрацем журналы с голыми женщинами, то приказал сыну сжечь их в камине, а остаток ночи Джон провел на коленях на холодном полу, моля у Господа прощения.
Около четырех часов утра, когда зубы стучали от декабрьского мороза, а ноги свела судорога, и все тело одеревенело, Джон поклялся никогда в жизни не просить прощения, чего бы это ему ни стоило. В то время он и не подозревал, как дорога цена прощения, — ею может оказаться будущее человека.
— Тебя что-то тревожит? — спросила Бетси, озабоченно глядя на него.
Джону, как бы он ни старался, не удавалось хоть что-нибудь скрыть от этих всевидящих голубых глаз. Может быть, проницательность Бетси была одной из причин его сдержанности: Джон долго не осмеливался сказать ей о своей любви. При одной мысли о признании у него замирало сердце.